Инклюзивный танец: открытый мир для вдохновения

Танцевать, даже если окружающий мир невидим из-за нарушений зрения? Танцевать, если полёт сдерживают колёса кресла-коляски? Да, танцевать, несмотря ни на что! Так считает хореограф Андрей Разживин и участники инклюзивного мастер-класса в Новосибирске.

За рубежом и в центральной России инклюзивная хореография более привычна. Есть школы инклюзивного танца для людей с различными формами инвалидности, проходят инклюзивные балы, действует ежегодный международный фестиваль «Inclusive Dance».

Само понятие «инклюзия»  - это процесс социализации людей, которые имеют трудности и особенности в физическом развитии. Танец – один из самых волшебных способов проявить себя. Ведь танцует душа, а не только тело, возможности которого, к сожалению, ограничены.

Инклюзивная творческая лаборатория состоялась среди серии мастер-классов на базе Новосибирского хореографического училища. Занятия по танцу для людей с ограничениями здоровья, зрения, слуха, движения провёл  хореограф, танцовщик театра танца «Soul Dance», руководитель самарской школы танцевального искусства «Река» Андрей Разживин.

Шесть насыщенных дней участники лаборатории творили вместе, а итогом стал танцевальный эскиз на тему обретения своего пути. В интервью с Андреем Разживиным мы поговорили о том, почему танец  - это река, и какие безграничные возможности даёт человеку вдохновение.

- Мастер-классы идут с утра и до позднего вечера, вы и другие хореографы работали почти сутками. Как-то встретила интересное выражение -  «изнурительный отдых», можно ли так описать ваши ощущения от творческого марафона?

 - В точку. Для меня эти мастер-классы являются самыми плодотворными среди тех, на которых я когда-либо и где-либо был. Это шесть полноценных рабочих дней, когда можно максимально поделиться знаниями, выверить тонкие нюансы в обучающем процессе, и это очень хорошо.

«Когда Елена Панасенко, организатор мастер-классов, предложила мне провести инклюзивную лабораторию по танцу для людей с особенностями здоровья, конечно, в первый момент я подумал – я же не знаю, я не умею! У меня нет образования ни доктора, ни психолога, а здесь – особая история».

С одной стороны, я не знал, с чего начать, а с другой – мне было очень интересно приобрести новый опыт, это как будто я по ступенькам двигаюсь, по каким-то ответвлениям. Для меня ясно, человек должен получать опыт и передавать информацию своим ученикам, это главная миссия. Поэтому, получив предложение поработать в качестве хореографа с инклюзивной группой, я дал ответ, практически не думая, сходу сказал, да, я согласен. Когда ехал в Новосибирск, смотрел много видео на эту тему, по большей части иностранных, за рубежом это направление гораздо больше развито. Я смотрел и думал, а сможем ли мы так сделать, и как это вообще? Там люди с ограничениями движения и вне кресел-колясок работают в хореографических постановках, это такой уровень! Я взял на заметку какие-то моменты и решил, что можно попробовать.

Но когда я приехал и познакомился с участниками, все мои планы  полностью изменились, потому что оказалось, что по подбору в группе люди с самыми разными ограничениями – это ограничения слуха, зрения, проблемы роста, развития и так далее. Поэтому после первого дня у меня, конечно, маленький ступор возник. Вечером я и моя помощница Оля сели и устроили мозговой штурм. Накидывали идеи, записывали, думали, а во что творческое в итоге это может вылиться? Чтобы наш показ, результат работы с инклюзивной группой, не уходил в концептуальную «трагедию», это мы сразу отмели, этого быть не должно. Старались придумать хореографическую историю, как я обычно это люблю делать – с юмором. По крайней мере, попытаться.

«И здесь возник второй вопрос – а как сами ребята к такому подходу отнесутся? Не покажется ли им в какой-то момент,  что это над ними смеются?»

 Это важный нюанс, чтобы поставить перед собой и группой правильную задачу. Я говорил с ребятами, объяснял, что даже когда мы ставим рядом очень высокого и очень маленького, мы сыграем это на юморе, с правильной  музыкой, поверьте, это будет очень хорошо.

- Итогом этих шести дней стал эскиз спектакля, хореографической истории?

 - Маленький показ с различными возможностями проявить себя для каждого из участников – в мини-зарисовках, которые мы друг с другом связали. Возникало много трудностей именно в сборке материала, когда процесс идёт, он ограничен во времени, надо быстро отработать, а я самому себе вопрос задаю – да как можно это сделать быстро? Здесь надо всё ещё и ещё детальней, надо проще, чтобы каждый понял. А то получится, что мы даём какой-то материал, лишь бы быстрее что-то выдать, а человек пришёл в группу, он не понимает, зачем такая скорость, и не чувствует этого момента коллективного. Поэтому каждый вечер мы досконально готовились, подбирали варианты музыки, идеально совпадающей с персонажем, которого в зарисовке исполняет участник группы, чтобы общая картинка выстраивалась.

«Задача – чтобы человек получил радость от процесса, не загнать  в рамки, а наоборот, дать возможность раскрыться, начать по-другому себя вести. За эти шесть дней, если признаться, и у меня внутри такой маленький-маленький мирочек перевернулся».

Неожиданно для меня какие-то преграды ушли, я стал больше в себе уверен, такое на меня произвела впечатление работа с инклюзивной группой. Для меня даже не столь важно, как прошёл сам итоговый показ, там зрители, волнение, не всегда получается, что ты задумал. Важно, что на наших классах всё уже случилось.

- Почти неделя общения вместе – это маленький отрезок жизни. Но за это время, какие изменения вы наблюдали в участниках инклюзивной группы? Не только в пластике, но возможно, в уровне доверия, в других психологических вещах?

- Первое  - изменения на телесном уровне. У людей изначально не слишком большой запас лексики танцевальной, не такой хореографический багаж, чтобы можно было из него выбирать. Существует много стереотипов, считают, что танцевать, если люди ограничены в движении, передвигаются на колясках, это значит - просто красиво поднять руку и опустить. А мы давали такое задание – написать телом слово, имя. Опять-таки, можно кистью прописать в воздухе, это самый простой вариант, но мы искали различные точки соприкосновения запястья, локтей, шеи, грудной клетки, чтобы задействовать больше возможностей, чтобы участник сделали что-то для себя неудобное, непривычное, но именно в этом появляется красота.

«Другой пример, человек с ограничением зрения, в нашей группе это прекрасная участница Надежда, я сначала объяснял ей привычным для себя способом и в этот момент ловил себя на мысли, что человек-то меня не видит! Мне многому приходилось учиться в процессе».

Я искал способ, показывал и менял, а уже на третьем-четвертом занятии я начал просто водить человека, объяснять, и даже забыл, что были моменты трудностей. Это и телесный опыт, и психологический. Мы делали для показа дуэт с Надеждой, моя задача, если я работаю с партнером – гармонично его показать и себя вместе с ним. Чтобы у нас случилась история в танце. Старались синтезировать все моменты, раскрыть людей. Я представляю картинку танца, иногда это сложно объяснить, и каждый раз приходя в класс, выдавая информацию, я опасался, что участник скажет, а можно я не буду так делать? Мы боялись, что возникнет блок. Но в итоге, когда после мозгового штурма приступили к действию, поняли, всё идёт по плану, и нет никаких проблем.

- Вот этот уровень доверия он изменился по сравнению с первым днём занятий?

 - Абсолютно.

 - Участники группы изначально были закрыты или открыто настроены?

 - В большей степени, были закрыты внутренне. И я сначала был закрыт.  Хотя я пытался этого не показывать, я сам по себе вообще не меланхоличный человек, старался общаться, но внутри меня всё равно сидел такой мозжечёк маленький, который сдерживал, и я не знал, как себя вести. Мне надо было почувствовать, понять. Я смотрел на совершенно разных людей и не знал, с чего начать разговор, знакомство, первые движения. Половину первого урока мы просто проговорили. Собрались в кругу и начали общаться. Без этого мы не достигли бы результата, надо было ко всем присмотреться, понять у кого какая проблема со здоровьем, насколько серьезная, какие ограничения. Теперь, если я ещё столкнусь с подобным проектом, будет не так страшно, потому что у меня уже есть опыт. И я счастлив от этого.

 - Часто режиссерам, авторам постановки задают вопрос – о чем ваш спектакль? Вопрос о внятности творческого высказывания. Можно хореографа так спросить,  какую мысль, чувство, эмоцию хотелось выразить через этот показ? Пусть маленький, но он всё равно собирался из каких-то историй?

 - Поначалу мы давали совершенно разные истории и не привязывали их к какой-то глобальной идее. Но если описать главное  – это момент пути, в принципе, пути человека. А как внешний образ взяли Инстаграм, возникающие картинки в ленте, которую мы листаем, смотрим и идём дальше. Может быть, какой-то логической цепочки там нет, но есть персонажи, есть маленькие истории внутри каждого действия, и всё это соединено в финале одним общим танцем, когда каждый может себя выразить.

«Главная цель всего этого – не только получить удовольствие, это было бы слишком банально, а вот – освободиться и вдохнуть. Вдохнуть жизнь в кого-то, в самого себя. Что-то доказать самому себе».

Мы спросили у участников, когда начали, какую музыку вы любите, может быть, вы что-то принесёте? Не всё пригодилось, какие-то мелодии были мимо и мимо. Мимо замысла. Но вот Надежда, участник с ограничениями по зрению, ей просто хотелось потанцевать красиво. Она не видит, и ей хотелось в прекрасном платье танцевать. Я спросил, какая музыка ей нравится. Оказалось, Фил Коллинз. А это музыкант, треки которого одни из самых моих любимых. Я приношу, включаю, ей очень нравится. И у нас всё совпало, она красиво станцевала вместе со мной. Под ту музыку, которая ей комфортна. Комфорт – важный момент. Девушка, которая не слышит, с ней мы работали именно на звуках, так, как комфортно ей. Она очень неплохо двигается, и я попросил участниц из обычной, не инклюзивной группы, нам помочь. Дал им задание – на основе звуков, ритма, перестроений накидать варианты. Я смотрел, корректировал, и такая помощь от ребят, танцовщиков и педагогов, была очень важна.

- Три явные и необходимые стороны процесса – хореограф, исполнители, зрители. Конечно, музыка. А что ещё на вас влияет?

 - На меня влияет только жизнь. Надо быть внимательным, и ты увидишь, что вокруг тебя одни сплошные истории.  Требуется их грамотно трактовать, зацепиться за что-то, даже за самое банальное, выработать в себе этот навык. Может быть, это просто дано. Как? Я не знаю. Просто это приходит, буквально из ничего. Надо быть наблюдательным и не бояться фантазировать и ломать стереотипы. Иногда неважно, что получится, зато ты это попробуешь. Потом поймёшь, правильно ты шёл или нет. Но всё равно главное для меня всегда – зритель, мы для него стараемся. Недавно я тоже на классах был, и там хорошую фразу сказали, что мы, исполнители, и вообще те, кто что-то создает для зрителей, мы -  врачеватели.

«У каждого есть проблемы, и часто люди приходят в театр, чтобы отрешиться от них и получить удовольствие. Эстетическое удовольствие, информацию. Но никак не уйти после спектакля с вопросом – а зачем я вообще приходил?»

Если я и так с тяжелым настроением пришёл, а меня погрузили ещё глубже. Искусство способно всё поменять. Поэтому хореографы и танцовщики – да, врачеватели, наша задача рассказать о самом простом, что есть любовь, что счастье есть. Неважно, в каких контекстах, они могут быть и минорные, но это может так тронуть зрителя, что никаких слов не надо. И самый главный показатель, про которые многие умные люди говорят, и с моим внутренним ощущением это совпадает – «мурашки». Тебе не надо это объяснять никак, мурашки пробегают, и ты понимаешь, что вот -  случилось. Это может быть один раз за часовой спектакль, но выше этих моментов уже ничего нет.

-А как в вашей жизни впервые возник танец? Танец как впечатление, как призвание?

 - Как это обычно бывает, бабушка, мама отвели на занятия танцами  –  в детстве. И это был такой момент взросления, тебя отводили, приводили, потом ты по инерции сам ходил, потом институт, потом ты понимаешь, что кроме этого, ничего больше не умеешь,  потом ты пытаешься попробовать что-то ещё.

«Нет? Да? А если другой стороны? Опять нет? А потом ты осознаёшь, что да, это твоё призвание, твоё предназначение в жизни. И ты уже не знаешь, что должно произойти, насколько ты должен устать и исчерпать себя, чтобы ты его взял и поменял. Все мои пути ведут к танцу, куда бы я ни двигался».

Во мне витает творчество, я не умею заниматься какими-то чёткими делами, не могу самое простое сделать в бытовых моментах, иногда даже руки опускаются от безвыходности, но зато у меня есть творчество. И супруга меня понимает, потому что она такой же творческий человек, как и я.

- У вас в Самаре своя школа танцевального искусства, которая называется «Река». Тоже ведь неслучайное название? Почему «Река», и как это связано с танцем?

- Мы искали название коллективу, а в голове всегда же было, как назовёшь, так и будут идти дела, поиск был тщательным. Перебирали кучу вариантов, сочетаний, на английском, на русском, играли фразами, и где-то в самом конце возникла именно «река». Почему? Потому что ещё раньше, когда Интернет более-менее появился, и стали заводить почту, я тогда думал, а как почту назвать? Разживин Андрей  - это «р» и «а», Елена Кузьмичёва, моя супруга – «е» и «к». Давай назовём по первым буквам, что получится? О, «река» получается! Само сопоставление наших инициалов дало это слово. Ой, смотри, река! Послушай, это же как течение, это танец, это движение - против течения плыть или по течению, ты никогда не знаешь, куда тебя приведёт, но у тебя есть твоё русло… И до сих пор, когда говорят слово «река», у меня прямо внутри всё радуется, я очень рад, что это наше название.

- Готовясь к интервью, забрела на сайт, посвящённый хореографии, и там предложены варианты определений: модерн – танец вне рамок, контемпорари – танец твоей свободы, контактная импровизация – танец доверия… Что такое танец для вас?

 - Я не буду говорить, танец -  это тренаж,  танец - это душа, эти фразы стандартные. В первую очередь, танец связан с передачей информации, в которой участвуют физика тела, психика, эмоции. Ты рассказываешь с помощью языка тела. Всё. Танец – это информация. Недавно на семинаре приводил пример, как одна фраза произвела на меня впечатление и вернула к пониманию, что такое танец. Танцевальный конкурс детский, пришла одна из мамочек детишек, которые у нас в студии занимаются, она далека от танца, смотрит, восклицает, ой, как красиво всё! Танцуют! Как жалко, что я не понимаю языка танца! И я такой, а ведь, правда, история, заложенная в танце, должна быть понятна! Конечно, номера разные должны быть – на энергию, на развитие, просто на посыл залу, это тоже нужно.

«Но если все танцуют, просто рука-нога, туда-сюда, и вот она смотрит и говорит, я не понимаю, о чём это? Если люди не несут в танце информацию, что они хотят сказать? Должна быть история. Зритель должен увидеть - про что?»

История – не про то, что мы вот так умеем, и так, и вот такие движения в классе выучили, а то, что я могу этими руками, ногами, телом рассказать. Я на уроках так объясняю комбинации, пусть и несколько в утрированной форме, на то мы и хореографы, чтобы фантазию проявлять – представьте, вот здесь мы закручиваем верёвку, а здесь кидаем её вдаль. Мы не должны превращаться в мимов, нет. Зрителю не нужно точно знать, что ты верёвку представляешь или что-то ещё. Но танцовщик, даже маленький, когда чётко понимает, что стоит за его действием, у него в глазах по-другому всё. Этому детей надо учить, что в каждом движении есть смысл.

- Есть много направлений терапии искусством, по которым работают в инклюзивных группах – арт-терапия, например. Что в этом смысле может дать именно танец?

- Если спросить обычного зрителя, просто человека, что бы вы хотели? Чем бы вы хотели заниматься, даже если бы это не приносило денег? Большая часть ответит – танцевать. Если покопаться в себе, в своём детстве, вспомнить детские желания, думаю, многие бы так ответили.

 - Почему?

 - Мне кажется, есть предрасположенность человека к танцам. Дети все любят танцевать, им только дай выпустить энергию. Взрослеют  - ярлыки, ярлыки, ярлыки со всех сторон. И многие про это забывают.

- Мастер-классы завершились, а что должно остаться после них? Какой отзвук, отклик у участников группы стал бы идеальным итогом даже спустя время?

- Что я хотел бы, чтобы осталось?  Первое – это желание. Желание жить  - громко звучит и  банально. Скорее, желание двигаться вперёд, дать себе понять, что всё-таки я могу участвовать в абсолютно разных проектах. Быть свободным в этом отношении.

«И ещё – чтобы осталось вдохновение. Чтобы после этого класса люди, которые в нём участвовали, на что-то вдохновились. Пусть они это сделают неосознанно, даже не подумав про этот класс, но они сделают».

 Начнут больше видео танцев смотреть или другую музыку слушать. Вдохновить – это самое главное.

Я тоже приобрёл в процессе этой работы и опыт, и вдохновение.  Усталость я опускаю,  конечно, мы все устаем,  но главное, что вновь появляются вдохновение и желание творить дальше.

Интервью: Ольга Морозова

Фото: Жанна Кульченко

Вернуться к списку